Неточные совпадения
— Расстроил меня Дмитрий
Иванов, — пробормотал Дронов, надевая пальто, и, крякнув, произнес более внятно: — А знаешь, Клим
Иванов, не легкое
дело найти в жизни смысл.
— Теперь
дело ставится так: истинная и вечная мудрость дана проклятыми вопросами Ивана Карамазова. Иванов-Разумник утверждает, что решение этих вопросов не может быть сведено к нормам логическим или этическим и, значит, к счастью, невозможно. Заметь: к счастью! «Проблемы идеализма» — читал? Там Булгаков спрашивает: чем отличается человечество от человека? И отвечает: если жизнь личности — бессмысленна, то так же бессмысленны и судьбы человечества, — здорово?
С начала лета в доме стали поговаривать о двух больших предстоящих праздниках: Иванове
дне, именинах братца, и об Ильине
дне — именинах Обломова: это были две важные эпохи в виду. И когда хозяйке случалось купить или видеть на рынке отличную четверть телятины или удавался особенно хорошо пирог, она приговаривала: «Ах, если б этакая телятина попалась или этакий пирог удался в
Иванов или в Ильин
день!»
Днем лавочки принимали розницу от карманников и мелких воришек — от золотых часов до носового платка или сорванной с головы шапки, а на рассвете оптом, узлами, от «
Иванов» — ночную добычу, иногда еще с необсохшей кровью.
Место для селения выбирал некий г.
Иванов, понимающий в этом
деле так же мало, как в гиляцком и аинском языках, переводчиком которых он официально считается; впрочем, в ту пору он был помощником смотрителя тюрьмы и исправлял должность нынешнего смотрителя поселений.
Но тут приходит
Иванов, узнавший, между тем все
дело, приносит деньги, взятые Аграфеной Платоновнои, и просит назад расписку.
— Не говорите, сударь! Такого подлеца, как этот самый Осип
Иванов,
днем с огнем поискать! Живого и мертвого готов ободрать. У нас в К. такую механику завел, что хоть брось торговать. Одно обидно: все видели, у всех на знати, как он на постоялом, лет тридцать тому назад, извозчиков овсом обмеривал!
"Проявился в моем стане купец 1-й гильдии Осип
Иванов Дерунов, который собственности не чтит и в действиях своих по сему предмету представляется не без опасности. Искусственными мерами понижает он на базарах цену на хлеб и тем вынуждает местных крестьян сбывать свои продукты за бесценок. И даже на
днях, встретив чемезовского помещика (имярек), наглыми и бесстыжими способами вынуждал оного продать ему свое имение за самую ничтожную цену.
Ф.К.
Иванов сделал требуемую вставку, и заметка была на другой
день напечатана.
Через несколько
дней С.В.
Иванов принес большую акварель, изображающую Волгу под Жигулями и разбойничью ватагу в лодке под парусом. Подписал под ней: «Стеньки Разина ладья».
— Вот, Савелий
Иванов, решили мы, околоток здешний, оказать тебе честьдоверие — выбрать по надзору за кладкой собора нашего. Хотя ты в обиходе твоём и дикой человек, но как в
делах торговых не знатно худого за тобой — за то мы тебя и чествуем…
Вследствие сего вышедший из-за польской границы с данным с Добрянского форпосту пашпортом для определения на жительство по реке Иргизу раскольник Емельян
Иванов был найден и приведен ко управительским
делам выборным Митрофаном Федоровым и Филаретова раскольничьего скита иноком Филаретом и крестьянином Мечетной слободы Степаном Васильевым с товарищи, — оказался подозрителен, бит кнутом; а в допросе показал, что он зимовейский служилый казак Емельян
Иванов Пугачев, от роду 40 лет; с той станицы бежал великим постом сего 72 года в слободу Ветку за границу, жил там недель 15, явился на Добрянском форпосте, где сказался вышедшим из Польши; и в августе месяце, высидев тут 6 недель в карантине, пришел в Яицк и стоял с неделю у казака Дениса Степанова Пьянова.
Иванов. Мне до этого порога лень дойти, а вы в Америку… (Идут к выходу в сад.) B самом
деле, Шура, вам здесь трудно живется! Как погляжу я на людей, которые вас окружают, мне становится страшно: за кого вы тут замуж пойдете? Одна только надежда, что какой-нибудь проезжий поручик или студент украдет вас и увезет…
Иванов (мнется).
Дело, видите ли, в том, что послезавтра срок моему векселю. Вы премного обязали бы меня, если бы дали отсрочку или позволили приписать проценты к капиталу. У меня теперь совсем нет денег…
Иванов. Если мы, доктор, будем каждый
день объясняться, то на это сил никаких не хватит.
Иванов (после паузы). Лишние люди, лишние слова, необходимость отвечать на глупые вопросы — всё это, доктор утомило меня до болезни. Я стал раздражителен, вспыльчив, резок, мелочен до того, что не узнаю себя. По целым
дням у меня голова болит, бессонница, шум в ушах… А деваться положительно некуда… Положительно…
Иванов. За что? А откуда у вас эти сигары? И вы думаете, что я не знаю, куда и зачем вы каждый
день возите старика?
Иванов. Выслушиваю я вас каждый
день и до сих пор никак не могу понять: что собственно вам от меня угодно?
И заминочка тотчас разрешилась. С этого времени луч поглотил и Иванова. В то время как Персиков, худея и истощаясь, просиживал
дни и половину ночей за микроскопом,
Иванов возился в сверкающем от ламп физическом кабинете, комбинируя линзы и зеркала. Помогал ему механик.
Поэтому «Известия» и вышли на другой
день, содержа, как обыкновенно, массу интересного материала, но без каких бы то ни было намеков на грачевского страуса. Приват-доцент
Иванов, аккуратно читающий «Известия», у себя в кабинете свернул лист «Известий», зевнув, молвил: «Ничего интересного» — и стал надевать белый халат. Через некоторое время в кабинете у него загорелись горелки и заквакали лягушки. В кабинете же профессора Персикова была кутерьма. Испуганный Панкрат стоял и держал руки по швам.
По ненавистной злобе своей и явному недоброжелательству, называющий себя дворянином, Иван,
Иванов сын, Перерепенко всякие пакости, убытки и иные ехидненские и в ужас приводящие поступки мне чинит и вчерашнего
дня пополудни, как разбойник и тать, с топорами, пилами, долотами и иными слесарными орудиями, забрался ночью в мой двор и в находящийся в оном мой же собственный хлев, собственноручно и поносным образом его изрубил.
Иванов выбрал Архангельскую губернию (
дело вкуса), а Бомгард, как говорила фельдшерица, сидит на глухом участке вроде моего, за три уезда от меня, в Горелове.
— Словесность, словесность… Ну, и прочее. Знаете, как некто географию прошел до «экватора», а историю до «эры». Да нет! Это все ерунда, не в том
дело. А просто деньжонки водились, ну и прожигал жизнь. Ведь я,
Иванов… позвольте имя и отчество?..
Иванов слыл большим остряком и в самом
деле был остроумный и веселый собеседник.
Давыд
Иванов. Кабы мы теперь супротивники, что ли, какие были, ну так то бы
дело было.
Давыд
Иванов. О, батюшка, нашел, на кого указывать. Не с сего
дня я наплевал на то: бог с ней!
С другой стороны, смешон и ты, Михайло
Иванов; все бы тебе, забубённая голова, ссора да драка с кем-нибудь; но в этом
деле и нельзя; главное, сестре себя надобно показать, а то, пожалуй, она уваженье всякое потеряет да и держать еще после того не станет.
Иванов гонял ее, и потому она показывалась только в
дни дежурства Гаврилова на дворике каторжного отделения.
— Если бы я тем временем дома был,
дело бы не пошло так далеко; я на первых бы порах доложил госпоже, — перебил Яков
Иванов.
— Вначале я и не знаю хорошенько, без меня это было, в Питербурге тогда целый год по
делам госпожи хлопотал, — отвечал Яков
Иванов, — вон она вам лучше расскажет, на ее глазах все это происходило, — прибавил он, указав головой на жену.
— Разбойники еще и не такие
дела делают, и людей режут, — возразил Яков
Иванов.
— Стало, быть
делу так. Ты, Егор Парменов, изволь сдать все счеты и отчеты руками, а ты, Петр
Иванов, прими аккуратнее; на себя ничего не принимай: сам после отвечать будешь. Прощайте, братцы! Прощай, Егор Парменов! Не пеняй на меня: сама себя раба бьет, коли нечисто жнет, — заключил Иван Семеныч, и мы с ним вышли и тотчас же выехали.
Ну, хорошо. Утром, чуть свет еще, — от начальника вышли, — гляжу:
Иванов мой уж выпить где-то успел. А человек был, надо прямо говорить, неподходящий — разжалован теперь… На глазах у начальства — как следует быть унтер-офицеру, и даже так, что на других кляузы наводил, выслуживался. А чуть с глаз долой, сейчас и завертится, и первым
делом — выпить!
Поехали по железной дороге. Погода ясная этот
день стояла — осенью
дело это было, в сентябре месяце. Солнце-то светит, да ветер свежий, осенний, а она в вагоне окно откроет, сама высунется на ветер, так и сидит. По инструкции-то оно не полагается, знаете, окна открывать, да
Иванов мой, как в вагон ввалился, так и захрапел; а я не смею ей сказать. Потом осмелился, подошел к ней и говорю: «Барышня, говорю, закройте окно». Молчит, будто не ей и говорят. Постоял я тут, постоял, а потом опять говорю...
Пошел
Иванов искать Макаркина, сам пропал. Тем временем пришел Макаркин. Сели ждать Иванова. Всю работу можно было бы сделать в два-три часа, но видно было, — они проработают весь
день.
Вскоре сыграли и свадьбу, а через несколько лет отошел к праотцам и Федосей
Иванов, оставив все свое обширное торговое
дело своему зятю, Афанасию Терентьевичу.
Совершив на
деле то, что Иван совершил в мыслях, что он в духе разрешил, Смердяков спрашивает Ивана: «Вы вот сами тогда все говорили, что все позволено, а теперь-то почему так встревожены сами-то-с?» Смердяковы революции, осуществив на
деле принцип Ивана «все дозволено», имеют основание спросить
Иванов революции: «Теперь-то почему так встревожены сами-то-с?» Смердяков возненавидел Ивана, обучившего его атеизму и нигилизму.
Становой пристав и штабс-капитан Кусонский решили ждать в деревне Язвах, пока ретивый десятник Осип
Иванов с крестьянами не выследит шайку. Скоро Осип
Иванов явился назад с вестями. Тогда становой Пуцило справедливо рассудил, что если с четвертого часу белого
дня остаться ночевать в Язвах, то шайка может уйти; а потому несмотря на шедший дождь, он успел, как доносил он, воодушевить солдат и крестьян до того, что они охотно согласились преследовать мятежников.
Перфилий будто и не хотел бы доносить, но боязнь его к тому понудила. А чтобы зачинаемое против отца Кирилла
дело было на суде лепко и крепко, канцелярист Перфилий прописал и не малый облак свидетелей. «Видели, говорит, и слышали весь оный мятеж священник Гавриил Григорьев, дьякон Петр Степанов, жилец его Шелковник, пономарь Федоров, сторож Михаил
Иванов, да купецких людей по именам 11 человек, да подьячий 1, да других довольное число».